История. Архив публикаций
 Дон Креп. Так меня сейчас зовут. Раньше звали просто – Креп, но с тех пор, как старый Герцог умер от удивления, меня упорно величают Доном. И пускай величают. Так даже приятней. Неприятно другое – я слепой. Доигрался, вернее проигрался, а еще вернее проиграл. Проиграл глаза Угле Ван Норен, когда попросил ее выйти за меня замуж. Она предложила устроить Бой часов. Обычное дело. Выигрываю я – мы женимся, выигрывает она – я отдаю свои глаза. Обычное дело. Бой часов – чьи часы перегонят. Мои забыли завести… Обычное дело, а я без глаз. Сижу и читаю. Читаю я правой рукой, потому как на левой пальцы огрубели от гитары. А вот правую руку я берегу как зеницу ока. Даже перчатку специальную на нее придумал… Сейчас я могу читать уже четырьмя пальцами одновременно, а если шрифт достаточно четкий, то и пятью. Это здорово. * * * Стук в зеленые Перевернутые ворота. - А кто там? - А кого надо? - А кто там? - А там кто? - А тут я. - А я тут. - А тогда заходи… Кривой зал. Вместо потолка огромный аквариум, в котором разноцветные рыбы гоняются за серыми бабочками. К потолку толстенными гвоздями прибита застеленная кровать. Подушка на месте. Посередине Кривого зала… Если у него вообще есть середина, стоит диван. Он удобный и мраморный. Во всем зале нет ни одного острого угла. Только впуклости и выпуклости. На диване сидит Дон Креп и лапает правой рукой книжку. Левая сжимает гриф гитары. Гитара сделана из цельного куска красного пластилина и окована стальными обручами. Вместо колков на ней красные пауки, вместо струн нити их паутины. Дон Креп слегка встряхивает гитару и вслушивается в аккорд. Щелкает по голове второго паука и тот послушно подстраивается. Сам Креп вполне гуманоидального вида и, пожалуй, мог бы даже сойти за обычного человека, если бы не тонкий змеиный хвост, торчащий из лысого затылка, да костяная корона, растущая прямо из головы. Глаза у него закрыты вышитой повязкой. Помимо нее он одет в длиннополый красный сюртук, штаны и снежно-черную рубашку. Огромная красная бабочка у него на шее. Время от времени бабочка начинает шевелиться и щекочет ему подбородок своими усиками, тогда Креп касается ее рукой и вновь погружает в летаргию. Он переворачивает страницу и в этот момент в комнату вкатывается Спокер. У Спокера нет рук, ног, хвоста, ушей, носа, даже рот – его единственный наружный орган появляется и исчезает в зависимости от настроения. А вообще, Спокер – большой мягкий шар, сиреневого цвета. - А там кто-то пришел. - Кто? - А похож на монаха. - Ну тогда запускай. * * * В Кривой зал, постукивая копытами, влилась горбатая фигура в сутане. Капюшон закрывает лицо почти до пояса. Это, в принципе, лишняя предосторожность, поскольку Дон Креп слеп по настоящему. А еще незнакомец пытается изменить свой голос, во всяком случае натужный свистящий шепот выглядит уж очень ненатурально. - Кто вы? - А кого надо? - Что вам надо? - А что тебе надо? - Глаза. - Без проблем. - Да ну? - Но их надо заработать. - И как? - Достать мне Аллатида. - А яйцо его Величества Императора не изволите? - А в нем что, есть какая-то сила? - Своего рода. - И ты можешь его достать? - Не в меньшей мере, чем Аллатида. - Издеваешься? - Как и ты. - Ну как хочешь. - Как могу. - А если в нагрузку? - Что? - Углу. - Ван Норен? - Ее самую. - Ха. - Не ха, а Углу Ван Норен. - И каким образом? - Там видно будет. - А как я – слепой, должен добывать Аллатида? - Я могу дать временные глаза. - Насколько временные? - День. - Мало. - Придется. - Ладно. Человек в сутане подходит к дивану. - Вытяни руки. Дон Креп с сожалением оставляет книжку и гитару. Вытягивает перед собой руки. Гость кладет ему в каждую руку по монете. Монеты странные. Абсолютно чистые, абсолютно плоские. - Приложи их к повязке. Пока Креп делает это, человек проваливается сквозь пол, в сопровождении пиротехнических эффектов. Дешевый трюк. Монеты прилипают поверх повязки. Креп удивленно оглядывается. Все тихо. * * * Аллатид – это не волшебный камушек, как можно подумать. Аллатид это такая фиговина, что ее так запросто не утащишь. Это знаете ли – не конфетку у младенца отобрать. Хотя любой, кто пытался отобрать конфетку у младенца, понимает насколько это непросто. Аллатид – будем прямо говорить – это мужик. Простой такой. Сидит себе в императорской сокровищнице и дует себе в ус. В смысле, не дует. Есть у этого самого Аллатида одно свойство – он может сделать все. Не поймите меня превратно! Наш Император – тоже не дурак в смысле прогиба. В смысле, все семь Императоров. Да и я – Дон Креп – наследный Герцог Перевернутого острова – кое что могу, но у Аллатида абсолютная власть. Это меланхоличный романтик, который сидит себе на диване и плюет в потолок. А сверху наверное уже капает. Или не капает. Если он не хочет. * * * Перевернутый остров висит над сплошной водной гладью, простирающейся во все стороны, а Перевернутым он называется, потому что он перевернутый. * * * Ну что же… Надо так надо. Аллатида, так Аллатида. Хоть Буль-буля. Ха. Собираться надо… Из монеток глаза не ахти – зрение черно белое, но это лучше, чем никакого. Так… Что мне надо взять с собой? Гитару. Куда ж я без нее? Вот и пауки радостно звенят, когда я беру новый аккорд. Жалко шестого паука. Он умер от удивления вместе со Старым Герцогом. С тех пор гитара пятиструнная. Но это тоже неплохо. Спокера я оставлю тут – пускай дом охраняет, а с собой я возьму… А с собой я возьму… Шо’кула. Вот. Пригодится. Шо’кул – это мои две дополнительные руки. А еще он довольно неплохой собеседник, правда общаться он может только жестами, так что в последнее время мы с ним не разговариваем. Но я уже почти разработал способ говорить держась за руки. В смысле одними руками. Ну что, Шо’кул, пошли искать приключений? * * * Дон Креп сел верхом на консервную банку и укатил по волнам в сторону Утонувшей луны. Спокер начал сторожить дверь. Как только точка, в которую превратился на горизонте Креп, перестала быть черной, у ворот воровато возникла Угла Ван Норен. Волосы, как всегда, наполовину закрывают лицо. Один глаз, как всегда, широко открыт. Уж такая она. Состоит всего из трех цветов: белого, черного и телесного. Белые у нее платье и кожа, черные – белье и волосы, телесные – глаза, ногти и губы. Создается впечатление, что в любой момент она способна двинуть вам ниже пояса, и не делает этого лишь потому, что не уверена – так ли уж вы ей не нравитесь? Угла стучится в дверь и раздается знакомое кваканье Спокера. - А кто там? - Открой. - А Герцога нет. - Открой. - А не открою. - Либо ты сейчас откроешь эту чертову дверь, либо никогда больше не откроешь свой чертов рот. - А не откро… - Откроешь. * * * Давненько я не выбирался из дома. Уже забыл, как неудобно ездить на консервной банке. Она впивается в тело, как заветная кнопка на стуле. Но я уже придумал для Боливара седло, так что все в порядке. Тарелка скоро закончится, так что надо подумать о каком-нибудь новом транспорте… Хотя… Кто не рискует – тот не пьет. А кто не пьет – тот не рискует. * * * Водная гладь заканчивается огромным водопадом, растянувшимся во все стороны докуда хватает ваших очков. Далеко внизу растет зеленая трава, но она настолько горячая, что вода испаряется не долетая до нее. Дон Креп залихватски перескочил край водопада и начал падать вниз, но в этот момент у его консервной банки по бокам прорезались два огромных ласта. Полет выровнялся, и Креп направился к Бутылочному лесу. * * * Сразу за Бутылочным лесом начинается Восковая пустыня. Здесь непрестанно льет сверху Восковой дождь и точные восковые изображения неосторожных путников предостерегают вас от прогулок без зонтика. Дон Креп продолжает планировать на банке, время от времени подгоняя ее шпорами в форме апельсинов. А восковой пот уже начинает заливать ему глаза и волосы блестят мертвым золотом. * * * Вот за что не люблю Восковую пустыню, так это за опасности. С дождем я как-нибудь еще управлюсь, но если появится Дистрофик, то придется улепетывать сломя не только голову, но и многое другое. Дистрофик был одним из первых мастеров прогиба, но однажды вбил себе в голову, что для того, чтобы быть круче всех, надо всего лишь быть больше всех. И вот он принялся увеличивать свой рост до тех пор, пока не уперся ногами в землю. Но тут выяснилось, что во-первых: он стал таким большим, что еды ему просто-напросто не хватало, а во-вторых: он растратил всю свою силу и теперь не может тягаться даже с самыми слабыми мастерами. Так и похудел. Но надо помнить, что это все равно ловкий, сильный и до жути большой балбес. Так что лаяться с ним на его собственной территории я бы никому не посоветовал. Особенно себе бы не посоветовал. Совсем бы не посоветовал… А похоже придется. Или я вконец досиделся с книжками, или же дрожание земли и рев - Хочу есть! могут означать только одно. Дистрофик. Мама! Папа! И все остальные, кто может мне помочь. Помогайте! Что-то никто не помогает. * * * Картина боя. Гигантская фигура дистрофика с выпирающими ребрами, руками и ногами, которые похоже состоят из одних костей. Все это застыло в одной большой угрожающей позе и оскалилось желтыми осколками зубов. Замерший восковой дождь покрывает серую фигуру разводами. Консервная банка застыла с распростертыми ластами. Шо’кул вцепился в нее всеми пальцами. Герцог Креп замахивается своей гитарой, которая рвется из стальных обручей, распухая до размеров фортепьяно. Пауки на гитаре, грозно раскинувшие лапы, понижают аккорд на октаву по собственному почину… Представили? Отомри. И гитара врезается в костистую черепушку Дистрофика. Какой аккорд! - Есть хочу! Лапа в разводах пролетает мимо, а гитара влетает в пасть, сшибая немногие зубы и собирая на обратном пути их остатки. - Еть хоту! Банка ныряет вниз и Дистрофик остается обнимать самого себя. Теперь удар под дых. И пауки поют марш «Подлого каратиста», когда Креп меняет три аккорда подряд. А Шо’кул отцепляет одну руку от банки и жестом дает понять, что он обо всем этом думает. В таких делах лишняя пара рук вещь не бесполезная. - Бона! Верещит Дистрофик и начинает отступать, неразумно подставляя свой зад под прощальный аккорд. Конец картины боя. * * * Как я люблю музыку! * * * Теперь осталась одна большая проблема до замка Императора. Утюги. Большие и тяжелые. Они висят в воздухе длинной цепочкой, опоясывающей родовые земли Императора Среды… Кстати, сегодня точно Среда? Хотя… Большого гонга не было… Точно не было? Точно. Это не пропустишь. И значит, сегодня все-таки Среда и Аллатид сидит в сокровищнице Императора Среды Зингера. Так что утюги. Проблема. Здоровенный кусок железа с тефлоновым покрытием гоняется за вами с целью приложить по голове… Как вам перспектива? Мне тоже. А надо. * * * Консервная банка камнем падает на прорыв. Навстречу ей разворачиваются боевым порядком утюги. Ласты трепещут и сшибают неосторожно подлетевший утюг. Затем начинается побоище. Работают ласты, гитара и даже правая рука Шо’кула. Утюги щедро сыплются на проплывающие внизу таблетки. Но вот один агрессивный железный клюв идет на таран и навылет прошибает банку. Ласты исчезают и Герцог рушится вниз. Следом за ним падает последний аккорд. Жаль. Утюги возвращаются на свои посты. Креп лежит на таблетке. Консервная банка исчезает внизу за облаками. И пять оглушенных пауков на гитаре испуганно звучат широко раскрытыми глазами. Минор. * * * Кривой зал уже почти не кривой. Повсюду появились углы и теперь комната напоминает внутренности огромного не до конца ограненного кристалла. В аквариуме наверху рыбы превратились в подлодки защитного цвета, а бабочки в испуганных парашютистов. В остальном никаких изменений. Фигура в сутане играет в крикет кузнечным молотом. Вместо мяча у нее Спокер, лишенный рта. Он прыгает вокруг фигуры, пытаясь ее укусить, но рта нет. И фигура, прицокивая копытами, раз за разом загоняет его в ворота из трех вилок. Хвост, свисающий из-под сутаны, оканчивается яблоком. На дым, поднимающийся из двух пепельниц, натянут гамак. Он заменяет мраморный диван. В гамаке стоит Угла Ван Норен. Голова ее закрыта руками. Кажется, она плачет. Перевернутый остров уже стоит под прямым углом к горизонту. Он теперь Повернутый. * * * Вот так вот проснешься и поймешь, что белая полоса в жизни закончилась… Что происходит?!! А. Понятно. Похоже я влип. В таблетку. По шею. Наверху только голова, гитара и Шо’кул. И этот паршивец пытается меня вытянуть из таблетки за уши. - А ну прекрати! Все равно без толку. Эту штуку надо разводить в воде. Воды сюда! Полцарства за воды! Где бы достать воды? Чтоб вас! Придется просить Оле. Каждый раз, когда ее о чем-нибудь попросишь, получается что лучше бы не просил… Но сейчас вроде хуже уже некуда. * * * Не надо судить о вещах только по их внешнему виду. Оле с виду – обычная шляпа. В шляпу вставленная голова. Причем вставлена не с той стороны. Волосы на голове прямые, длинные и черные. Глаза хитрые и пуленепробиваемые. В смысле пуленепробиваемые очки на этих глазах. А еще у Оле два языка. За счет этой особенности она ухитряется оставаться лучшей вокалисткой Изменчивой Реальности. А еще она занимается погодой. И может устроить дождик, который нам так необходим. * * * - Креп! Сколько лет, сколько зим! А я-то думаю – кто здесь так немузыкально раскричался… Споем? - Без проблем. Только для начала неплохо бы, чтобы ты меня отсюда вытащила. Шо’кул, паршивец, не трожь мои уши! - Какой он у тебя заботливый!... Знаешь что, Креп? Я конечно очень люблю послушать, как ты играешь, да и попеть с тобой – одно удовольствие, но мне почему-то кажется, что ты во мне нуждаешься гораздо больше, чем я в тебе. Что скажешь? - Ладно. Что я должен сделать? - Да так… Ерунда. Мне нужна чашка капель Первого дождя. Ты ведь знаешь про мою коллекцию? - Как же, как же… - Вот мне как раз этого экспонатика и не хватает. Достанешь его, отдашь мне, потом споем вместе и можешь идти. Ладушки? - Ладушки. - А в залог я возьму у тебя лишние руки. * * * Дождь из морской воды пополам с креветками за одну минуту источил и размыл таблетку. Дон Креп сел верхом на гитару, услужливо раздувшуюся и изогнувшуюся под седло. Отвесил изящный поклон Оле, висящей напротив, и развернулся в сторону Развалин. * * * Ну этого и следовало ожидать. Эта… как бы ее помягче… певица. Вот. Певица. Она терпеть не может, когда ее так называют. Коллекционирует капли дождей. Любой дождь, который когда-либо шел на просторах Изменчивой Реальности, должен отдать ей часть себя, чтобы она хранила его в чайной чашке в своей большой пирамиде. Интересно, сколько их там. Хотя, кому я вру? Не интересно. Абсолютно. Мне интересно другое. Где мне взять капли Первого дождя. Как всем известно – он шел по всему миру, в тот момент, когда в него пришли первые мастера и, помокнув под этим дождиком, пожелали, чтобы в небе висел огненный выключатель. Так что надо думать, где его добыть. Эх… Жалко Боливара. Где теперь его ласты? Надо найти какой-нибудь новый транспорт. А то гитара вообще-то как бы не для езды предназначена. Придумал! Пойду ка я слетаю к Высокому. Он и с транспортом поможет и насчет Первого дождя чего-нибудь присоветует. Хорошо иметь таких друзей. Один у Высокого недостаток – из дома он никогда не выходит… Ну да ладно. Не буду вам заранее рассказывать – сами увидите. * * * А Боливара все-таки жалко. Хороший был консерв. * * * Высокий живет высоко. Поэтому он и Высокий. А сам по себе он среднего роста, лысоват и носит жуткие полосатые бакенбарды. Ходит он постоянно в рыцарской броне, поскольку очень боится двух вещей: простуды и женщин. В остальном он ничего не боится. А живет он на верхнем конце Растущей веревки. Область Растущей веревки самое безопасное место во всей Изменчивой Реальности. И было бы там вообще замечательно, если бы не Ненужная дверь. Некоторые утверждают, что Ненужные двери есть повсюду и что мы постоянно ходим сквозь них, не замечая этого. И только в окрестностях Растущей веревки эта дверь видима. Выглядит она как простая деревянная дверь, стоящая посреди пустого пространства. И вроде бы нет никаких причин идти именно сквозь нее, а на тебе - свернуть ты уже не можешь. Едва ты увидал ее, путь вперед обязательно пролегает сквозь эту воплощенную ненужность. И что самое интересное – она никогда не бывает заперта - просто поворачиваешь ручку и заходишь. И ничего не случается. Но каждый прошедший сквозь Ненужную дверь изменяется в самой основе. Изменяется самую малость. Но изменяется. И он не ощущает никакой перемены, пока не поймет, что вещь, без которой он раньше не мог жить, теперь ему совершенно не нужна. Или наоборот. Некоторые считают, что Ненужные двери основной источник изменения людей. А некоторые не считают. Неважно. Они есть. * * * Дверь пришлось пройти. А что еще мне было делать? Надо – значит надо. И никаких гроздей… То есть гвоздей. Вот. Изменений никаких не ощущается, но этого и не должно быть. Растущая веревка, между прочим, очень удобная штука. Возьмешься за нее и сразу же оказываешься на самом верху, где в большом секретере живет Высокий. * * * - Честь имею! - Имею честь. - Что в принципе одно и тоже… Креп! Сколько лет, сколько зим! - Сколько есть – все мои. Здравствуй Высокий. - Ну, рассказывай, как дела, чем занят? - Во-первых Герцог умер, так что я теперь Дон Креп. - Жаль… В смысле не про твой титул, тебе кстати идет… Герцога жалко. От чего он умер? - От удивления. - Понятно… * * * Двое сидят на верхней полке секретера в окружении вышитых подушек и чайников с пивом. А вот пьют он кофе. Странно, правда? Но такова природа Изменчивой Реальности – все здесь не как у людей. * * * - Так ты мне поможешь? - Само собой. Бери Катушку. - А как же ты? - Я все равно никуда не езжу. - Но я думал – ты летаешь поблизости. Так сказать, осматриваешь окрестности… - Зачем? Все тихо. Не то что у вас на Острове. Иногда даже скучно. - А может… Не хочешь поехать со мной? - Нет. Ты же знаешь… Я не люблю ходить через Дверь. - Странно… А почему ты не хочешь переселиться подальше от нее? - Здесь я ее хотя бы вижу... А в остальных местах ты не замечаешь, как проходишь через нее. Иногда Дверь добирается даже сюда. Как только я ее вычислю – тут же сажусь и жду пока ей не надоест и он не уйдет. - Ладно… Понятно. Спасибо за Катушку. - Береги его. - Постараюсь. * * * Катушка – она Катушка и есть. Только размером с Боливара и вместо ниток стальной трос. А так – Катушка катушкой, хотя лететь на ней – на удивление комфортно. И быстро, кстати. И вообще – спасибо Высокому – присоветовал таки, где можно достать остатки Первого дождя. Есть у нас недалеко от Горящего дерева небольшой лесок. Его называют Мертвым, а иногда Вечным. Он уникален тем, что во всей Изменчивой Реальности только здесь реальность неизменна. Говорят, только Аллатид может там что-то изменить, да и то не сильно. Именно там – в месте, которое не менялось с начала начал, могут лежать еще капли Первого дождя. Но там опасно. Я не смогу взять туда ни Катушку, ни гитару. Жаль. * * * Дон Креп оставил гитару вместе с Катушкой недалеко от Мертвого леса. И велел паукам глядеть не в оба, а во все восемь. Пауки отсалютовали ему передней парой ног. И он пешком отправился к стене деревьев. Ему явно было непривычно продираться сквозь заросли. В Изменчивой Реальности любая вещь либо за тебя, либо против, а здесь бездумные ветви, которым ты совершенно безразличен, мешаются просто из принципа. Неприятно. Креп продолжал рваться к поляне, которая по слухам находилась в центре Мертвого леса, и где, как сказал Высокий плескалась мутная лужица, наполненная когда-то изначальным дождем. Идти становилось все труднее, но наследный Герцог Перевернутого острова не останавливался. Не останавливался он до поры до времени, а если быть точным, то до той самой поры, пока не столкнулся нос к носу с огромной змеей, свисающей с дерева, и до того времени, пока не заглянул в ее неподвижные глаза. * * * - Здравствуй... * * * Вот тварь! Кажется, не говорящая… Да что же это такое! Все движущиеся предметы в Изменчивой Реальности – разумные. Это аксиома, постулат! Какого, спрашивается, она на меня уставилась?! Тварь. Что в гляделки поиграем? * * * Битый час уже стою и смотрю в глаза этой гадине. И чувствую, вот пошевелюсь сейчас хоть чуть-чуть и все. Кранты. Заглотнет и не подавится. Странно себя чувствовать настолько беспомощным. И жутко обидно, что тебя держит в таком страхе совершенно безмозглая тварь – не по моральным соображениям, не из мести, а просто потому что хочет есть. Это неправильно. Неправильно. Так не должно быть. Слышишь, бестия? Тебя не должно быть так. Это неправильно. Я не хочу. * * * Прошло уже немало времени, а Креп продолжал стоять нос к носу со змеей, не двигаясь и не моргая. Хотя собственно монеты моргать и не могут. Потом змее это надоело и она уползла. А Креп продолжал стоять. Наконец он слегка тряхнул головой и пошел дальше, а в плоских кругляшах монет кипели мысли. И повязка начала дымиться. Вот и поляна. Вот и лужица. Вот и грязная водичка в чашке. Все в порядке. И что-то уже не так. Что-то случилось со змеей. Что-то случилось с Лесом. Что-то случилось с кипящими монетами, прожигающими повязку. Креп возвращался, глядя перед собой. Не замечая расступающихся перед ним деревьев. Не обращая внимания на корни, отползающие с его дороги. Не видя лиан, которые душили змею, когда она пыталась спрятаться между ними. Он вышел из Леса и подошел к Катушке, а потом обернулся и захотел, чтоб из грязной лужи на полянке что-нибудь выросло. Откуда-то из середины Леса к небу вдруг вытек огромный цветок-мухоед и закрыл половину Леса своими круглыми листьями. Потом поклонился Крепу и улыбнулся. * * * Вот и нету теперь в Изменчивой Реальности места, где не властны были бы мастера. Вот и погиб последний оплот изначальности. Теперь этот Лес – место моей силы, как и Перевернутый остров. Даже больше. Перевернутый остров принадлежит всей нашей семье, а этот Лес только мой. И вообще-то я могу уже возвращаться домой, потому что сила Леса навсегда прирастила монеты к моим глазам. А еще я стал видеть зеленый цвет… Но Угла. Угла Ван Норен. Мое отношение к ней изменилось. Я по-прежнему люблю ее. Если это была или есть любовь. А если нет? Тогда это что-то не изменилось, но стало другим. Потому что я сам, похоже изменился. Наверное Ненужная дверь дает о себе знать. Или Лес. Или то и другое… Но мне кажется, что если я ее сейчас увижу, то она станет моей. Просто потому что я изменился, а она нет. А если она тоже изменилась. Тогда тем лучше, тем интересней! Да прибудет Изменчивая Реальность. * * * И была ночь. И все изменилось. А в Изменчивой Реальности все меняется ночью. Ночь длится один миг. Как раз пока идут изменения, а главное меняется Император. Император Понедельника, Император Вторника, Император Среды… Они правят один день, но день длится, пока Императору не надоест. Так вот. И получается, что день в Изменчивой Реальности понятие растяжимое, а ночь – все меняет. * * * Ночь настала в тот момент, когда я летел к дворцу Императора Среды. Момент закончился. Вслед за ним закончилась ночь. А затем я врезался в огромную бетонную стену. Все меняется. Там, где был цветок, появляется пистолетный выстрел. И вместо волос у вас на голове вырастают карандаши. Все меняется. Я продавил стену и вылетел с другой стороны. Теперь в замок Русалки. Аллатид уже там. Император Четверга Динь-Долон, наверное, самый спокойный из всех. Правда, говорят, в свое время он по очереди убил всех своих детей. Но как говорится – со всеми бывает. Вот. * * * Перевернутый остров уже почти перевернулся и выглядит до жути скучно. Спокер растянут по стене огромной сиреневой лепешкой. А человек в сутане сидит и курит сигарету с тлеющего конца. Дым он жует и глотает. В Кривом зале осталась лишь одна небольшая выпуклость на потолке. Там, где в аквариуме последний парашютист бьется в правильном кругу подводных лодок. Исчез гамак. Угла Ван Норен стоит в воздухе и ноги ее скрывает дым из двух пепельниц, по крайней мере, кажется, что скрывает. Вполне возможно, что у нее уже нет ног. Она выглядит удивленной. Курящий человек кидает окурок в пепельницу. Окурок дымится. * * * Запишем лунным светом на грязной луже всю историю с начала начал, которую мы знаем. Теперь кинем в лужу камень в форме кричащей человеческой руки… Что получилось? То же самое. Изменчивая Реальность. Эти слова записаны на трех огромных мраморных плитах, из которых состоит замок Императора Динь-Долона. Или как его называют – Барон Норн. Сам он себя любит называть Рыцарь Рока. И вообще любит брать на себя роль судьбы. Когда можешь почти все, недолго и зазнаться, так ведь? Дома Динь-Долон никогда не сидит. Шанс встретить его там – один из десяти тысяч. Ходит он по Изменчивой и другим реальностям и всеми силами доказывает людям, что существует такая мерзкая штука, как судьба. Заставляет людей страдать. Ведя их по правильному, до противного правильному пути. Любит почитать мораль. В общем – жуткий зануда. А между тем некоторые люди ему верят. Странно. * * * Дворец охраняют кролики. Большие и клыкастые. С локаторами вместо ушей, и рогами вместо глаз. Всего этих кроликов шесть, и они до того похожи друг на друга, что иногда кажется, что их семь или даже тринадцать. В любом случае – их не пять. Именно эти полосатые кролики выстроились перед дворцом из трех мраморных плит и скалят мне свои зубы. Сою они явно не едят. * * * - Чего надо? - Войти. - Нет. Главный кролик почесал рог локатором. - Почему? - Хозяина нет. - А он мне и не нужен. - Тогда он есть. Теперь уже все кролики чешутся. Термиты в рогах это, знаете ли, не хухры-мухры… Это мухры-хухры. Люблю насекомых. - Хозяин сказал, что если он кому-то будет нужен – его нет. Тебе он не нужен, значит для тебя он есть. Заходи. - Спасибо. Половина кроликов уже валяется на земле и тычет в нее рогами. Окончательно они ослепнут через несколько мгновений, а еще через несколько – поймут, что это я во всем виноват. Люблю насекомых. * * * - Ты как сюда попал? - Кроликов ослепил. - Хам. - Какой есть. - Чего надо? - Аллатида. - Смеешься? - Нет. - Что с глазами? - Долго рассказывать. - Знаешь что? Пожалуй я тебя съем. - Почему? - Не знаю что с тобой делать. Ты никак не укладываешься в общий клубок. Тебя вообще не должно быть. Общеизвестно, что убить Императора, как в общем-то и причинить ему физический ущерб практически невозможно. Я чешу тыковку сначала одной рукой, потом двумя, а потом вспоминаю, что так и не забрал у Оле Шо’кула. Он бы сейчас пригодился. Чесать тыковку четырьмя руками гораздо веселее. Оле. Оле. Оле-оле-оле-оле! Пам-пам… Пам-пам… Она тут же явилась. Вполне естественно. Чего еще можно ждать от этой певицы. Явилась за своей чашечкой с блюдечком. Явилась и тут же принялась пенять Динь-Долону, что нехорошо мол есть такого родовитого молодого человека. Тем более ее близкого друга. Да тем более пока он не отдал ей чашку с блюдцем. На что Динь-Долон резонно потребовал объяснить, что собственно ей здесь надо. И что, собственно, находится в этой чашке с блюдцем. На что Оле еще более резонно его послала. После чего Динь-Долон обвинил ее в оскорблении императорского величия. Тогда Оле заявила, что пожалуется своей матери. И тут Динь-Долон замолчал. На некоторое время. А потом тихо и неуверенно заявил, что это шантаж. Оле согласилась, присовокупив несколько лестных комментариев по отношению к его Императорскому величеству. В результате его Императорское величество вспылил и указал точное место, куда он предлагает отправиться Оле вместе с ее матерью. И тогда Оле принялась звать Марту. * * * Должен сказать, что я ухитряюсь неплохо ладить с Оле. Я дружу с Высоким и со Штофелем. Штофель – это побочный сын Динь-Долона, который, чтобы папа его не съел, потратил все свои силы на создание защиты. И теперь он может только поболтать с вам, если вам хорошо, и утешить или посоветовать, если вам плохо. Больше он ни на что не способен, из-за чего часто впадает в депрессию. Папу он жутко ненавидит. Еще у меня были вполне удовлетворительные отношения с Углой Ван Норен, до пресловутого состязания во времени. Более или менее нейтральные отношения я сохраняю со всеми соседями. Пожалуй, только один Дистрофик может считаться моим врагом, но то же самое относится к любому жителю Изменчивой Реальности, включая и самого Дистрофика. К чему я все это говорил: каждый в нашем мире живет так же: с кем-то дружит, кого-то любит, с кем-то не разговаривает, кого-то убивает, и так далее. Но только не Марта. Марту любят все, и Марта любит всех. Она красива и желанна и в то же время она словно мать для всех. Если бы найти ее было бы попроще, то десятки мастеров Изменчивой Реальности только и делали бы, что плакались ей в жилетку. Марта – Императрица Праздника. В ее власти назвать любой день Праздником и стать его Императрицей. И эти дни действительно отличаются от других. Большинство свадеб случаются именно в эти дни. Люди счастливы и Оле убирает с неба все тучи. Даже бутылочный лес наполняется пением птиц, заспиртованных в бутылках, и сам Дистрофик начинает надеяться, что все будет хорошо. * * * Пока говорилось все, что говорилось и вызывались все, кто вызывались, я потихоньку крался к сокровищнице. Замок Динь-Долона состоит из трех мраморных плит, то есть в нем четыре комнаты. В одной три стены, в остальных по одной. Чтобы пройти из одной комнаты в другую, надо продавить стену – именно этим я сейчас и занимаюсь. Вот и сокровищница. Вот и Аллатид. Привет. * * * - Привет. - Скучаешь? - Как всегда. - А не хочешь прогуляться? - Зачем? - Просто так. - А куда? - Ко мне домой. - Далеко? - Ну… Прилично. - Тогда я лучше перенесу твой дом поближе. - Эй!!! * * * В следующий момент прямо передо мной появляется мой Остров. Какого… Он и правда перевернутый!!! Какого черта?!! * * * От Углы Ван Норен осталось только лицо. В клубах дыма из двух пепельниц блестят широко открытые глаза телесного цвета. Кажется, ей страшно. Дым заполняет большую часть Когда-то-Кривого зала. Подлодки умерли с голоду. Пепельницы теперь размером с хорошие свадебные торты. Фигура в сутане продолжает курить. * * * Зеленая дверь исчезает. На пороге стоит Дон Креп с гитарой. - Что здесь происходит? Остров чуть наклоняется. Из последней мертвой подлодки вдруг вырывается торпеда, превращающаяся в цветную бабочку. Зал чуть расплывается. - Я спрашиваю, что здесь происходит? Бабочка раздваивается и начинает порхать по всему аквариуму. Среди обломков подлодок что-то шевелится. На боку у Спокера появляется небольшая черная точка. Угла Ван Норен поднимает голову, из глаз текут слезы. Фигура в сутане кидается на Крепа, высоко подняв руку с адским огоньком сигареты. Креп уворачивается. Тогда фигура машет плащом в его сторону и глаза монеты отваливаются. Под ними еще одни. Дон Креп начинает видеть красный цвет. Угла Ван Норен кричит. На боку у Спокера небольшой женский ротик – губки бантиком. - Кто ты? Фигура крутится и выплескивает свои руки из рукавов. В полете руки превращаются в змею синего цвета с головами на обоих концах. Змея летит бесшумно и Креп не видит ее. Спокер улыбается пастью размером с хороший чемодан и начинает отходить от стены. В аквариуме три двухцветные рыбы гоняются за цветными бабочками. Клубы дыма сгущаются вокруг Углы Ван Норен. Видны только глаза. В них пустота от избытка чувств. Зал уже почти овальной формы. Змея заворачивается вокруг шеи Крепа и пасти впиваются зубами друг в друга. Страстный поцелуй. Затем тело змеи начинает укорачиваться и утолщаться. Она душит Герцога. - Ш-ш-ш-ш-с-ссс… Фигура в сутане осталась без рук. Она подбегает к Дону и изо всех сил бьет его ногой в живот. Он падает, продолжая бороться со змеей. Гитара все еще в его руке. Она гудит от желания расщепить на атомы все, что причиняет неудобства хозяину. Инструмент из красного пластилина то распухает до контрабаса, то съеживается до скрипки, в такт тяжелым ударам сердца. Пауки воют на луну. Весь аквариум полон бабочек и рыб. Они не переставая едят друг друга и раздваиваются. Иногда только мелькнет серый корпус подлодки с сетями, или удивленное лицо парашютиста с сачком. Спокер почти отклеился от стены. В его пасти зубов в три раза больше, чем надо. - Кто ты? Аллатид стоит в том месте, где когда-то была зеленая дверь. Змея продолжает целоваться сама с собой. Затем ее головы превращаются в хвосты и она умирает от нехватки воздуха. Креп поднимается и берет новый аккорд. Пауки смеются. Парашютист таращит глаза, сидя в собственном сачке. Угла Ван Норен улыбается краешком глаза. Туман начинает отступать. Фигура без рук бросается в дым, уводя его за собой. Следом за ней вприпрыжку летит Спокер. Зубастики – очень мстительные создания, поэтому он улыбается. За Спокером верхом на гитаре несется Дон Креп, он кричит. - Ату его, ату! Погоня продвигается в дыму. Аллатид смотрит на Углу Ван Норен, которая спрыгивает из гамака на пол и начинает расчесываться. Волосы от дыма совсем спутались. Аллатид качает головой и делает один шаг. Он находится в спальне Старого Герцога, около зеркала, к которому и стремится фигура в сутане. Как раз в этот момент она врывается в комнату и, мельком взглянув на Аллатида, пытается впрыгнуть в зеркало, но только ударяется и отскакивает. В зеркале сидит Старый Герцог. Он скалится и показывает фигуре язык. Она поднимается на колени, но Креп уже здесь. Всего один удар с мажорным аккордом и фигура летит в улыбку Спокера. Ее больше нет. Аминь. * * * Разговор с Углой. - Спасибо, конечно, что ты меня спас, но… Нет. Я не готова. - А я готов. Угла Ван Норен пытается ударить Дона Крепа ниже пояса, но тот ловит ее ногу и обматывает вокруг себя. - Все меняется. - Ты меня не удержишь. Может быть день, два, но не больше. - Месяц. - Ты смеешься? Я убегу. - Отсюда – может быть. Но наш медовый месяц будет не здесь. - А где? * * * Огромный цветок-мухоед, возвышающийся посреди Вечного леса, улыбается больше обычного. В его пасти живут Дон Креп и Угла Ван Норен. Время от времени Угла пытается вырваться сквозь зубы цветка, но уже в следующий момент повисает на губах у Крепа. Неплохой медовый месяц. * * * Аллатид пьет чай вместе с Мартой и Оле. Он поочередно заигрывает то с матерью, то с дочкой и все довольны. Правда, Оле немного отвлекается на Шо’кула, с которым играет в камень-ножницы-бумага. Если она проигрывает, то начинает грязно ругаться мелодичным голосом. * * * Марта объявила следующий месяц праздничным, а это значит, что настоящее продлится насколько хватит глаз из двух плоских монет. А потом все изменится. Все меняется. Такова природа изменчивой реальности. Все что было – под вопросом, все что будет – под большим. Разве важно им двоим Где упала папироса, Как попал в квартиру дым, Как огонь пополз по стенам, как умели, как учили, Если эти двое плыли? А огонь, согласно генам, Их соседи потушили. 30.05.2008 11:48 - Катаро Дент
|