История. Архив публикаций
 Народ безмолвствует? Нет, это Европа, господа. Народ, как всегда, одобрительно кричит. За его спиной закрытая дверь. Он в большом зале. Практически пустом, если не считать нескольких вещей. У противоположной стены стоят гигантские напольные часы. Они внушают невольное почтение и трепет своей древностью. Дерево корпуса отполировано прикосновениями тысяч рук и источено многими поколениями паразитов. Бронзовые стрелки потемнели от времени, а стальная отделка почти проржавела. Часы напоминают важного судью, слугу закона, одряхлевшего, но не утратившего своей власти. Под потолком люстра, достойная королевского зала Palais Royal, искрящаяся хрустальными гранями в мерцающем свете сотен свечей. В самом дальнем углу - гильотина. Ее нечищенное лезвие покрыто засохшей кровью, к скошенному вниз правому краю прилип локон волнистых светлых волос. И посередине комнаты огромный рояль. Тонкий орнамент на крышке, резные ножки. Клавиши - черное дерево и белая кость. За роялем, спиной ко входу сидит музыкант. Светлый камзол, голубые чулки, слегка сбившийся набок парик. Размеренно и неумолимо он играет лишь один аккорд. B-moll. Си бемоль минор. Тревожно и торжественно... В комнате пахнет мятой и формалином. Но чувствуется еще посторонний, сладковатый и одурящий запах. Пальцы пианиста на кончиках пожелтевшие, рядом с ним, на крышке рояля, лежит, тоненькая длинная трубочка. Опиумом пьян музыкант и потому не прекращает терзать клавиши, извлекая все то же мрачное созвучие. Тяжелые, почти осязаемые колебания разносятся по залу и отражаются от полированных ореховых стенных панелей. Где то за стеной слышится едва различимый гул множества голосов, и скрипка выводит незатейливую, щемяще-грустную мелодию. И так хочется ему оказаться там, где прекрасная девушка будет сидеть рядом и тихо играть на скрипке, успокаивая его истерзанный дух. Там, где происходящее будет если и не понятнее, то хотя бы приятнее, но... Mezzo forte. Forte. Все громче и громче каждый звук, давящий и протяжный. Fortissimo. Forte fortissimo. Тиканье часов переходит в громкие, отчетливые щелчки. Каблуки пианиста выстукивают причудливое стаккато в такт уходящим секундам. Заполнившая все пространство какафония заставляет зажимать ладонями уши и кричать от боли, ввинчивающейся прямо в мозг. Mezzo piano. Pianissimo. Дьявольская музыка стихает, и вдруг слышится отвратительный скрежет внутри механизма часов, перемежаемый каким-то глухим хрустом, напоминающим звук ломающихся костей. Perdendo. Intermezzo... И вот тишина раскалывается громоподобным звоном. Часы бьют шесть утра. И с каждым ударом, падает вниз лезвие гильотины и снова со скрипом поднимется вверх, словно огромная голодная пасть лязгает единственным железным зубом. Музыкант медленно поворачивает свое желтое, похожее на восковую маску лицо и хрипит распухшими, почерневшими губами: - Те, чьи руки в крови, познают вкус собственной крови. - И когда не станет врагов, обернутся друзья врагами. - И станут великие ничтожнее пыли под ногами прокаженного. - И отправятся в Ад, проклинаемые всеми женами и дочерьми страны! *** Утреннее солнце светит в окно и пыль кружится в луче яркого света. Еще вчера великий кумир лежит на жестком деревянном столе, словно жалкий простолюдин. Голова его покоится на ящичке с заплесневевшим хлебом. Жутко ноет раздробленная тупой пулей челюсть, лишая возможности вымолвить хоть слово. Смеются теперь противники, глядя на Неподкупного, на его замотанную грязной тряпкой голову и позорно спущенные чулки. Гревская площадь, и умирающий брат рядом, и крик какой-то женщины прямо в лицо: - M'enivre de joie... *** Лежа на эшафоте, после того, как Сансон сорвал повязку с его головы, глядя в толпу, отшатнувшуюся при виде его обезображенного лица, он понимает, что когда не станет врагов, обернутся друзья врагами! Понимает что, после того, как его голова покатится по камню площади, все эти, еще недавно славившие Неподкупного люди, с не меньшим неистовством, надрывая глотки и исходя отвратительным, грязным восторгом, будут кричать: - Робеспьер казнен! 14.10.2007 05:58 - Пастор Ди
|