История. Архив публикаций
 …Поэтому только просвещенные государи и мудрые полководцы умеют делать своими шпионами людей высокого ума и этим способом непременно совершают великие дела. Пользование шпионами — самое существенное на войне; это та опора, полагаясь на которую действует армия. Сунь Цзы. Военный трактат. V век н.э. Посланник пришел поздним вечером, когда мэдерзин с башни смерти пропел последнюю мантру прощания с уходящим днем. Гонец был грязен, бедно одет, огромный слипшийся колтун волос, когда-то бывший прической, был серо-седого цвета. Возраст и, казалось, даже расу этого мужчины было трудно определить, и естественно он был немой. Я встретил его в прихожей своего дома, и он, видя богатого басса, низко поклонился. Затем, вытащив из котомки кусочек угля, нарисовал на положенном перед ним пергаменте руну доверия. Он не был грамотен, посланникам его типа грамотность вредна, просто его заставили заучить ее. Я кинул взгляд на пергамент и сделал ему знак следовать за мной. Жиан - единственный слуга, присутствовавший при этой встрече, молча последовал за нами. Мы прошли в мой кабинет на втором этаже, все окна были плотно затворены, большие, толстые свечи были единственным источником освещения. В кабинете уже был готов таз с водой и бритвенные принадлежности. Я уселся в кресло и стал ждать. Терпение - одна из главных составляющих моей профессии. Пока Жиан стриг и брил посланника, я неспешно перебирал тяжелые гранатовые четки, такие модные этой весной, и просматривал новые счета и цены на харазские ткани и сталь. Цены на сталь все поднимались, и это заставляло задуматься, очень сильно задуматься. Если поднимаются цены на сталь, то это к войне. Война диктует свою экономику, войска нуждаются в новом вооружении, еще я знал, что по северным провинциям прошел набор. Новобранцы заменят ветеранов, но куда денуться полки не таких уж старых ветеранов? Это тот еще вопрос. Вдобавок сложная политическая ситуация в самом халифате. Ее-то как раз можно разгрузить внешней войной. Особенно если учесть, что наследный принц слаб здоровьем, а его младший брат, наоборот, спит и видит себя полководцем. Скорее всего, его и пошлют с войском завоевывать новые земли, подальше от родной, потому как останься он - и переворота и скоротечной кровавой войны разных кланов через пару лет не миновать. Визирь-то наш Бэррух все это прекрасно понимает , вот и направляет излишнюю активность императорского отпрыска вне страны. Вопрос в том, куда он ее направит… Но не слишком ли мало данных, которыми я оперирую? Быть может, я что-то опускаю? Моя ошибка может стоить дорого, очень дорого, купец первого ранга торговой гильдии просто не имеет права на ошибку. От размышлений меня отвлекает Жиан. - Все готово басс, - он подводит уже лысого гонца ко мне и отходит сам. Я, не спеша, разворачиваю гонца спиной к себе. И я и Жиан ведем себя с ним так, как будто он не человек. Хотя в принципе так и есть, он не человек для меня, на его выбритом затылке теперь видны несколько рун тайнописи. Для меня, да и для тех, кто его послал, он не человек, он просто письмо с ногами. Я срисовываю руны и даю ему несколько серебряных монет. Любая работа должна быть оплачена. Когда он выходит, я киваю на дверь и провожу пальцем по горлу. Жиан, на ходу поправляя кинжал, следует за ним. Важные письма по прочтению сжигают. Гонец даже не знал в чем дело, отправитель письма, посылая его, подсыпал ему сонного порошка и начертил специальной краской руны на затылке, прямо сквозь волосы. Гонец же думал, что его послали только затем, чтобы начертить знак торговой гильдии предо мной. Знак, известный всем и каждому. В этом идеальная работа разведчика, использовать всех втемную, даже тех, кого в принципе нельзя расколоть. Зачем надо было ликвидировать гонца? Он узнал принцип письма, принцип передачи сообщений. Учитывая, что в Хаффлингском Халифате контрразведка, то есть «Тайная опора», действует весьма четко, это было очень опасное знание. Немых, благодаря опять же Хаффлингскому правосудию, было очень много, неграмотных немых, благодаря Хаффлингской системе образования, а вернее благодаря ее полному отсутствию, было полно. Я дешифровал полученные мной руны, и теперь сидел в кресле, откинувшись и полуприкрыв глаза. Полученное мной задание можно было охаректиризовать так. Они там думали, что я Хафф-Император, не меньше. В скупых строчках сообщения угадывался стиль моего куратора из Ненниэта, все кратко, четко и конкретно: «Основываясь на Ваших же данных можно предположить, что хаффлинги готовят вторжение, ваша задача выявить доподлинно, так ли это, и если так, то расстроить оновое любыми способами, в действиях вы неограниченны». На этом послание заканчивалось. Я с сожалением подумал, что если бы гонца грохнули песчаные твари или разбойники я бы ничуть не расстроился. Мэдерзин отрывисто пропел приветствие раннему утру и резко смолк на последних словах. «Наверное, с башни навернулся», злорадно подумал я. Что за страна, ни поспать не дают, ни подумать. Или представьте, таким вот мантрическим ором ночью с женщины сдернут, никакой земляной орех потом не поможет. Утро пришлось встретить не в постели, а на ногах, в своем кабинете. Я еще раз рассматривал свои прикидки, и по всему выходило одно, шла подготовка к вторжению. Помимо подъема цен на сталь были и другие данные. В столицу прибыли два полка тяжелой панцирной пехоты и личный конный эскадрон младшего царевича, который и провел смотр войскам. То, что на смотре не участвовали ни император, ни его старший сын, не такая уж и редкость. Император слишком стар, а братья ненавидят друг друга. Но то, что на параде не было ни одного отряда городского гарнизона, это говорит о многом. Младший царевич провел смотр именно этих войск с одной конкретной целью. Возможно, они будут войсками вторжения, но не слишком ли мало двух полков, пусть даже и элитных? Некоторых деталей не хватало, я все еще не был уверен в своих предположениях. Вошел Жиан, мне пора было переодеваться и начинать свой деловой день. Я оделся с подобающей мне роскошью удачливого купца. Поверх богатого разукрашенного шелкового кимоно надел широкополый халат с длинными обшлагами рукавов, украшенными стилизованными вышивками морских драконов и песчаных тварей. Одеваю полагающееся мне количество золотых украшений, колец, цепей и прочего металлолома отменной работы. В Хаффе мода та еще, при эдакой жаре носить парчовые халаты тяжело, но выбора нету. Купец моего ранга должен одеваться дорого, очень дорого и безвкусно. В Хаффе встречают по одежке, провожают по кошельку. На левую руку я надеваю кожаный наруч со встроенным гнездом ножен, для малого клинка из стали Предшествующих. Это уже не по моде, иностранцам, пусть даже таким уважаемым как я, оружие носить в Халифате запрещено, но все же кое-кто носит. Или ходит с телохранителями-хаффлингами. Сегодня надо будет все точно узнать, и я за ночь уже обдумал, с кем поговорить и как подвести разговоры к нужной мне теме. Мы с Жианом вышли из дома, погрузившись в туманно-душное утреннее марево сети серых, узких улиц, с их еще ночными запахами, уже утренними криками, скрипом колес арбы и вечно заунывным пением запертых в домах хозяек и стариков. Мы шли мимо завернутых в бурнусы кочевников-ньягцев, мимо женщин в очень коротких платьях, но с повязками из темного шифона на глазах, «ибо мужчина не должен видеть глаз женщины», мимо надменных воинов-хаффов с тяжелыми прическами из десятков косичек, мимо детей, все время крутящихся рядом и пытающихся что-то украсть. Мы с Жианом не успели выйти на улицы города, а я уже устал, устал внутренне, похоже, я выработался полностью. Я засыпаю с усталостью и с нею же просыпаюсь. Я знаю, я не должен так думать и так чувствовать, но такова данность, я дико устал от Хаффы и от своей работы, эти пять лет вымотали меня до состояния древнего старца. Если бы Лейвэн была рядом... Умная и невероятно обаятельная. Совсем не похожая на меркантильных Харазиек, или на надменно-наглых женщин Хаффы, покорных самому последнему нищему хаффлингу и презрительно смотрящих в постели на иностранцев, которым вроде бы подарили свою любовь. Халифат не мой дом и никогда им не будет, как же здесь тяжело дышать... Я одернул себя. С такими мыслями недалеко и до провала. Мы вышли на главную площадь, и я решительно вошел в торговый дом Хараза. Харазский торговый дом был огромным, каким–то пестро-аляпистым и всегда гудел как улей, со всех сторон сыпались новости с самых разных уголков света, здесь знали все и вся, слышались незнакомые и полузнакомые языки, названия, имена и прозвища. И везде говорили о главном для харазского купца, о ценах. Союз Хаффлингского имперского халифата и Хараза давал обеим странам весьма серьезные преимущества. Хаффлинги обеспечивали прикрытие Хараза с юга и продавали сырье для многих харазких поделок, Хараз же обеспечивал Хаффу сталью, тканью, и специалистами, например военными инженерами. Кстати об инженерах, надо бы узнать, кто прибыл с нынешним караваном из Хараза. И что за товары превалировали во вчерашнем караване. И еще надо было встретиться с Мехметдом. Старый пройдоха, глава гильдии и по совместительству дуаэйн негласных дипломатов в халифате. Порой мне казалось, что он знает все в этом мире, вопрос, конечно, захочет ли делиться знаниями. Ну да не впервой, я-то сумею его разговорить. Старик питает нечто вроде симпатии к совсем еще молодому, но очень деловому купцу, умеющему ценить знания пожилых, и главное, делающего баснословно дорогие подарки. Мы встретились со стариком за обильно сервированным столом и вели неспешный разговор, прерываемый только лишь сменой блюд, к которым оба мы почти не прикасались. Я представил, как это выглядело со стороны. Старый и молодой мошенники, обсуждающие судьбы мира, и влияние этих судеб на свой карман. - Из Хараза пришел караван, я слышал, - аккуратно начал я после получасового обмена никчемными любезностями, давая возможность продолжить Мехметду. - Да уж пришел, но только не торговый это караван, - старик недовольно поморщился. - То есть, как? - я сделал удивленное лицо. - А так, осадные машины да инженеры, даже сталь в этот раз не привезли. - То есть будем сидеть с тем, что есть на складах весь этот месяц, - моего кислого выражения лица хватило бы, наверное, на приготовление бочки уксуса, и старик сжалился. - В ближайшее время они сделают колоссальные закупки провианта, в основном солонину, и уже поступил заказ на 1000 воловьих шкур и доски. Поверь старику Меху, тут есть, чем поживиться этот месяц, - и он подмигнул мне старческим слезящимся глазом. Я на секунду прикрыл глаза, как бы в знак согласия. Такая информация стоила дорого, очень дорого, даже сам старина Мех не подозревает сколько. Осадные орудия и инженеры нужны для осады Ненниэта, воловьи шкуры смочат водой и обошьют ими осадные башни, сколоченные из заказанных досок и, наконец, солонина в качестве основного компонента провианта указывает на морской транспорт. Перебрасывать через всю страну пехотные полки вкупе с осадной техникой и обозом сложно, долго и все равно, что предупредить всех, что война началась. А вот морем - совсем другое дело. Видимо, вновь прибывшие два полка ветеранов перебросят морем на кораблях, для того чтобы те высадились в Нэнниэте и, скорее всего в момент высадки, знаменитые конные кирасиры хаффлингов просто перейдут границу. К Нэнниэту они выйдут за суточный переход, там объединяться и пойдут единой армией, и при этом у них уже будет обоз и осадные орудия. А еще говорят, что Бэррух несведущ в военном деле. План почти идеален. Почти потому, что идеальных планов не бывает. Что ж, вот и будем давить на это "почти". Старику Меху я оставил в качестве подарка хрустальный флакон с Эльдарскими притираниями, подарок дорогой, почти 10 % от гипотетически полученной мной прибыли. Я получил полное подтверждение того, что вторжение начинается, и в принципе знал его план. Оставалась мелочь, небольшая мелочь, остановить вторжение… Долгое бессонное бдение в душном кабинете. Странные тени на стенах. Светильники, казалось, высвечивают картины не из нашего мира. Над потолком чад, ближе к полу гуляют сквозняки неизвестного происхождения и, несмотря на толстые циновки и ковры, ногам холодно. На столе очень дорогая подробная морская карта, и еще более дорогие списки моих должников, хоть как-то связанных с морем. Вот помощник начальника порта, вот капитан шхуны «Изумруд», вот лейтенант таможенной стражи. Я виделся со многими из них, выпил немереное количество вина и узнал очень много новостей. И на карте уже появился маршрут. Очень важный маршрут. Я уже знал путь каравана вторжения. Жиан уже трижды менял угли в тигле, на котором стоит сосуд с теплым вином, но мысль все не идет. Я перебираю варианты и понимаю, что все они ведут в никуда. Один человек не может предотвратить нашествие. Не может, или все таки?.. Тлеют угольки в тигле, запах имбиря по комнате, отчетливо слышится мерный стук капель водяных часов. Мы с Жианом выехали из дома ранним утром. Нам надо было за город в маленькую припортовую деревню. Именно там должна была состояться встреча. Один человек не может предотвратить нашествие. Но вот один богатый человек… Мы едем на крупных, откормленных хоразских кобылах. Едем мимо голодных людей с потухшими глазами. Которые, видя нас, для них почти небожителей, вжимаются в грязно-серые, глиняные стены и поскорее отводят взгляд. Прелести кастового строя или просто людской глупости. Выбираясь из города, мы решили ехать по нищенским кварталам. Мимо площади Башни Смерти. Я невольно кинул взгляд на башню. Там на смотровой площадке, обдуваемой всеми ветрами, стоял человек. Он стоял на самом краю. Переменчивый ветер, казалось, играл его жизнью, то подталкивая вниз, то отводя от края. Наконец человек на краю башни решился и сделал шаг вперед. Мы были далеко, и крика не слышали, я даже не различил, кто это был, мужчина или женщина. В обществе, где для самоубийц строят башни, с которых потом же и молятся, это абсолютно не важно. Я не знаю, зачем бросился тот человек. Несчастная жизнь, болезнь, отверженная любовь или наконец, просто устал от бедности. У хаффлингов есть поговорка: «Когда сложности непереносимы, умри, и небо перенесет их за тебя». Говорят, ее сказала сама Кейде. Кстати, у Хаффлингов единственная религия, которую я знаю, где главный пророк женщина, и это фактически при полном отсутствии матриархата в стране. Порой мне кажется, что здесь сама жизнь - один большой сплошной парадокс. Особенно если учесть один факт. Я как-то видел фреску почти тысячелетней давности, где была изображена Кейде. На ее глазах уже тогда был прозрачный шифон, «ибо мужчина не должен видеть глаз женщины». И я прекрасно понял, почему не должен видеть. Скорее всего, из-за вертикального зрачка. Неизвестный создатель фрески был очень талантлив, писал явно с натуры и умудрился изобразить пробивающийся сквозь пышную прическу кончик треугольного уха. Кейде была моим коллегой. Тысячу лет назад у эльфийской разведки, очевидно, был тут, в этом регионе, свой интерес. Не любящие войн пришлые в этом мире эльфы создали для воинственных и опасных дикарей хаффлингов религию, которая должна была полностью свести их поголовье на нет. Эльфы ошиблись. Внедренная религия построила цивилизацию. И теперь, через тысячу лет, мы, люди, расхлебываем кашу, которую заварили их изощренные умы. Хаффлинги перестали бояться смерти, они внесли ее в свою повседневную жизнь. А мы оказались в роли догоняющих несуществующего каравана. Мы медленно проигрывали им в этой борьбе за жизнь, хотя будущее неизвестно, а настоящее переменчиво. Мы выехали из города и поехали по пыльной дороге мимо оливковых рощ. Дневная жара еще не наступила, поэтому можно было не торопиться. Деревня находилась не очень далеко, и я уже мог разглядеть ветхие крыши рыбацких хижин. - Ты уверен, что они придут сюда? - спросил я у Жиана. - Они всегда приходили на встречи с нами, - Жиан пожимает плечами. - Не они, их помощники, причем не из самых важных. А мы вызвали их самих. А это очень опасные люди. - Если надо, я умру с вами, - Жиан осторожно касается рукояти кинжала у пояса. - Сейчас нам надо остаться живыми, - мрачно отвечаю я. В Жиане я не сомневаюсь, вот только его, скорее всего, даже на порог не пустят. Пойду я один, таковы условия сделки, и мне придется играть по правилам их игры, ибо своей у меня нет. Меня встретили перед одним из домов на окраине несколько на удивление хорошо одетых и вооруженных людей. Жиан остался снаружи, держа в поводу наших лошадей, а я прошел в гостеприимно распахнутую узкую дверь. Внутри было темно, свет давал только очаг, расположенный прямо в середине небольшой комнатушки. Вокруг очага расселись несколько человек. Свет очага хорошо освещал их кольчуги и мечи, но лица сидевших оставались в тени. Они сидели, а я стоял как на суде, и я чувствовал, как меня оценивающе рассматривают. Они имели на это право, «Отцы моря», пираты, фактически подчинившие себе все побережье Хаффы. Говорили, что на их совести гибель каждого второго судна. Теперь мы встретились. Нарушил молчание грузный человек, сидевший в углу и перебиравший толстыми короткими пальцами золотую цепочку, звено за звеном. - Итак, ты хотел нас видеть, мы пришли, доверившись тебе, презрев нашей безопасностью, хотя ты не давал нам никаких гарантий. В отсверках пламени я видел только эти пальцы, в которые, казалось, были влиты массивные перстни с камнями, дающими блики. Я смотрел только на его руки, избегая смотреть на лица, это было залогом моей безопасности. - Когда мы ехали сюда, то встретили трех пастухов, почтенный басс, - начал я, - у каждого было по две-три козы, не более. Обычно в таких бедных деревушках, как эта, всех коз пасет один пастушок, а не взрослые мужчины, как я думаю, с сигнальными зеркальцами в карманах, столь популярных в дальних землях. А в море я видел несколько лодок. Но они стоят вдоль берега и не идут дальше, хотя улов с утра самый лучший. И уверен, что жители этой деревни, которые получают за одну такую встречу, как наша, больше серебра, чем за год ловли омаров, наверняка прорыли туннель из этого дома куда-нибудь под ту скалу, например, - я кивнул на утес за окном, где можно спрятать баркас, - Они лучшие гаранты моих слов. Я пришел один и никто не знает о нашем разговоре. В комнате послышалось сразу несколько смешков. - Если прогоришь в купеческом ремесле, место дозорного на мачте моей галеры твое, заметил кто-то за моей спиной. Мужчина в углу начал перебирать цепочку в обратную сторону. - Такие замечания не пристали купцу, а пристали дознатчику «Тайной опоры». В доме стало тихо, очень тихо, стоит им подумать, что я оттуда и меня убьют мгновенно. И то, что люди «Опоры» все отдали бы за меня, узнай они о моем существовании, и сами бы с удовольствием убили, никому не объяснишь. - С вашего позволения, басс, если бы в Опоре работали такие люди как я, то у моря давно уже был бы один отец – Хаффа. Я тот, кто я есть, деловой человек, пришедший совершить сделку, - я слегка поклонился. За моей спиной послышалось несколько усмешек, но я понял, мне поверили. - Ты понимаешь, что с тобой будет, если ты обманешь? - Толстяк говорит абсолютно спокойно, тембр голоса даже не меняется. Но у меня мурашки по всему телу. - Понимаю, басс, но мы все всегда оставались довольны, если у меня бывали к вам деловые предложения. В тени лица сверкает белозубая улыбка. – Да, припоминаю, дары посла пришлись весьма кстати. Я тоже вспоминаю, о чем он говорит, и невольно улыбаюсь. Хаффа, никогда не имевшая сильного флота, пыталась заключить союз с одним из морских княжеств, не отказавшимся от помощи халифату. Посольская галера и весь экскорт с очень богатыми дарами исчезли. Хаффа флота не получила. Прибыль моя едва ли составила двадцатую часть от награбленного у посла, пираты наверняка взяли себе самое лучшее, но мне было все равно - прибыль была прикрытием истинных целей. Союза не получилась, халифат лишился лучших своих дипломатов. - Что ты предложишь нам в этот раз? - нарушил мои мысли вопрос за спиной. Я вытащил карту с отмеченным на ней маршрутом и указаниями относительно кораблей и капитанов. Весьма подробными сведениями о самих транспортных кораблях и галерах сопровождения. Пока я пьянствовал с капитанами и начальниками портов, Жиан отсидел чуть ли не во всех портовых кабаках с боцманами и рулевыми, которые подчас знают побольше капитанов. И теперь у меня была очень полная карта военного каравана. - …После уничтожения галер сопровождения надо пустить на дно транспортные корабли, можно баркасами-брандерами, можно тараном, пока не опомнились. На абордаж идти нельзя ни в коем случае - там будут когорты бойцов. Корабли, имеющие не только флаги Хаффлингов, но и Хараза, надлежит захватить. Там вся наша добыча, военные машины, которые можно продать на вес золота и их инженеры, такие рабы бесценны. Наиболее удобные для кораблей машины вы установите у себя, это усилит ваш флот. И, наконец, оплата наших заказчиков, по два рубина за каждый потопленный транспорт. Я говорил, и говорил, и по лицам пиратов, которые, уже не таясь, склонились над картой, изучая детали предстоящей операции, понимал, что мой план будет осуществлен… …Я вернулся домой только к ночи. И это, наверное, была первая ночь, когда я спокойно уснул. Но даже во сне мне везде виделись пальцы, играющие золотыми цепями. Корабли отплыли через пять дней. Все эти дни я осторожно выяснял, не будет ли каких отклонений в их маршруте, узнавал расположение сил на границе, даже нашел выход на государственного казначея. Война дорогое удовольствие и, кроме того, знать доходы и расходы халифата значить знать все его намерения за год вперед. Вести от каравана появились еще через три дня. Вернее, от его остатков. Пара галер со спутанным такелажем, с остатками пожара на палубах, чудом уцелевшие при ночном столкновении с пиратами, вошли в порт близко к полудню. Уже через час я знал о столкновении во всех подробностях. Пираты действовали четко по плану. Уничтожив или успев поджечь несколько боевых галер, они просто потопили корабли с солдатами панцирной пехоты, а два транспорта с харазскими чудо-машинами захватили и увезли с собой. Такого серьезного поражения халифат не терпел уже давно. Нашествие было полностью сорвано, визирь Бэррух от имени хафф-императора объявил день печали, и отовсюду послышались заунывные песни старых скальдов. А я собирался на встречу. Встречу, которую ждал уже год. От которой многое зависело, вплоть до возвращения на родину. Мы с Жианом, как всегда, выехали на рассвете. Быстро выбрались из города и сразу двинулись на север по тракту. Нам предстоял долгий путь. Я должен был встретиться с куратором и гостем из Нэнниэта. Встреча состоялась через неделю, на границе, у заброшенного полуразвалившегося домика егеря. Кирасиры Хаффлингов, уже давно выживающие с приграничных мест всех не своих, не обошли вниманием и этот дом. Теперь он годился только для рандеву таких как мы, людей, уже порой забывающих, кто свои, кто чужие. Куратор был, как всегда, сух и деловит, уголки его губ были опущены, как на статуях скорби хаффлингов. Если честно, я ожидал совсем иного приема. Может быть, даже какой то награды. Но ничего этого не было. - Мы ценим вашу работу, но именно поэтому вы должны туда вернуться. Вы нужны нам там, - Куратор начал именно так, и я понял, что о возвращении не может быть и речи. Я делаю пространный доклад о своих действиях. О приостановлении войны он знает, но вот каким путем это было осуществлено - еще нет. Я рассказываю о выгоде усиления пиратов на побережье хаффы. Халифат, отвлекшись на эту проблему, вряд ли решится воевать на два фронта с Нэнниэтом. Описываю операцию, делюсь своими выводами, чувствуя невольное облегчение от того, что наконец-то могу кому-то выговориться. Куратор слушает внимательно, кивает или хмурится в какие-то моменты. И все это время нас слушает гость, человек, накинувший капюшон плаща на лицо. Наконец я умолкаю, куратор молча пожимает мне руку и отходит. Гость подходит ко мне и скидывает капюшон. И я вижу ее лицо. Младшая дочь правителя Нэнниэта- Лэйвэн… …Мы едем обратно, вдалеке уже видны очертания гигантских башен столицы Хаффы. Я вспоминаю ее слова. «У Нэнниэта тяжелое положение, очень тяжелое, ты помог нам выровнять его немного, сейчас есть возможность переговоров. Мы можем попытаться выкупить нашу свободу. Вот только цена может быть очень дорогой. Но я постараюсь сделать все, чтобы у тебя была надежда на возврат»… Я дома. Знаю, что переговоры Нэнниэта и Хаффы идут не один день. Но они идут на границе и о их ходе мне ничего не известно. Я лишь собираю информацию по всем торговым домам в порту и кабакам. Собираю аккуратно, как всегда, осторожно задавая порой незначительные вопросы, которые теряются в словесной шелухе и винных парах долгих застольных бесед. Потом я сравниваю все собранное мной и Жианом за день, умножаю на то, что слышал вчера и прикидываю то, что я могу услышать завтра. Я растворяюсь в огромном городе, как паук, собираю с нитей своей паутины бесценные крупицы знаний, а бессонными ночами просеиваю их сквозь сито своих размышлений. И иногда утром вся эта адская работа в виде скупых строчек донесения уходит в Нэнниэт. Это поможет провести переговоры. Это даст нам шанс на победу. …Жиан ворвался в мою комнату в полдень, когда я как раз собирался слегка перекусить. Я даже не успел спросить, что случилось, а он уже убрал ставни и настежь распахнул окно в моем кабинете. На площади, неподалеку от которой я жил, был час указов, и глашатай уже зачитывал новый имперский договор. - …Объявить священным, вечный союз о дружбе между Хаффой и Нэнниэтом, который будет скреплен свадьбой наследного принца и принцессы Лэйвэн… Я уже давно привык к любым ударам, но чтобы так… Мне было больно, очень больно. Наверное, боль всегда жила где-то внутри, а сейчас я ей сдался, и она захватила меня без всякого сопротивления. От припадка меня, наверное, спас сочувствующий взгляд Жиана. Я медленно выпрямился и, сделав ему знак следовать за собой, направился на улицу. Надо собрать сведения среди дипломатов, надо узнать все пункты договора, и может быть, я еще успею что-то сделать… На улице меня ждали. Нас обступили сразу со всех сторон, люди в недорогих халатах и почти без украшений, но с печатью тупой уверенности на смуглых лицах. Вперед вышел широкоплечий хаффлинг с маленьким серебряным жезлом власти. - Тайная опора, ты пойдешь с нами, шпион Нэнниэта. «Вот и все», мелькнуло у меня в голове. Но я уже выхватывал из наручных ножен клинок. Стоя над мертвым широкоплечим и видя растерянные лица его товарищей, я понял, что эти примитивные типы меня никогда бы не раскрыли. Лэйвен говорила об очень дорогой цене, а я не понял. Что может быть лучше, чем жест доброй воли, сдача правителем своего разведчика будущему зятю. Еще одна маленькая гирька на весы стабильности. Тем более что мой куратор наверняка доложил, что я сделаю все, чтобы расстроить их брачные планы, а следовательно, опасен. Использованный пергамент сжигают. Меня сожгли. Агенты опоры начинают двигаться ко мне. Мой клинок мягко и почти нежно входит в мое же сердце. Надежды на возврат у меня не было. Теперь, может быть, я получу надежду на отдых. 14.04.2007 08:25 - Кекки Туотли
|