История. Архив публикаций
|
В небе загорались первые звезды, когда зажгли костры, чтобы продолжить празднование. Музыканты заиграли незнакомую, но странно близкую мелодию, и ноги людей сами стали пританцовывать под столом. Вначале неспешная мелодия становилась все быстрее и быстрее, привлекая внимание пирующих к группе молодых людей, танцевавших посреди Центральной площади. - Глянь-ка на молодых, Олаф. Как танцуют. Молодцы! – Весело обратился ко мне через весь стол Гунар. – Но и мы можем отплясать не хуже. Покажем? - Остынь, ярл. Это же праздник. Зачем им мешать? – Отмахнулся я от него. Но к танцующим присмотрелся внимательнее. “А, ведь, хорошо двигаются. Слаженность движений бросается в глаза. Заметна мысль ведущего. Ох! Вот дают! Быстро то как! Да еще с таким-то перебором ногами!” - А ничего, будет с них толк. – Проворчал, обрывая мои мысли, Кормчий. – Только, спесь с них надо бы сбить. - Старый пес, ты тоже так считаешь! – Тут же отозвался Гунар. И обратился к сидевшим за столом –Что думаете? Олаф вон против. Йон, что скажешь? - Тебе, хитрец, ничего. А вот у других сейчас спрошу. – Отозвался Йон. - Давай, давай. Спроси, сладкоголосый. Надо бы нам кости старческие поразмять. – Весело прищурился Гунар, хлопая танцующим в ладоши. Йон вздохнул и проворчал что-то о старости, да о порченых девках, и, сопровождаемый хохотом, отправился к другим столам. “Сладкоголосый. Да, Йона, можно так назвать, а можно и Сказителем, и Музыкантом, и Шутом. Но это тогда, когда сидишь с ним за пиршественным столом. Когда Йон поет, сочиняет, рассказывает. Он улыбнется и выкинет в ответ нечто такое, что и сам уже не разберешься, кто тут шут… В бою… В бою он другой. И ты всегда знаешь – в спину не ударят, когда Йон рядом.” - Эх, сбились. Посмотри на них, Олаф. Теперь их уже не спасти. – Голос Гунара вновь прервал мои мысли. Действительно, танцоры не выдержали темпа заданного музыкой. Их движения потеряли монолитность группы. Я посмотрел ярлу в глаза – спокойные, без искр веселья, холодные, безжалостные, родные. Губы Гунера прошептали. – Покажем им? Я молча кивнул – покажем. А музыка уже бешено гнала танцоров вперед. Веселых, настырных, молодых, умелых. И столько же было юношеского задора, кипучей молодости, наслаждения движением. “А вот мы какие. А вот как мы можем. Завидуйте нам Боги – мы равны вам!” Но было и еще что-то. И, словно маревом подернулось все вокруг… …Накатывается волна. Жестокая, беспощадная, сокрушительная. Оскалы человеческих лиц, вместо бурунов. Пыль и смрад вместо пены. Железо доспехов вместо воды. Рев людских глоток вместо прибоя. Несется на тебя. Но ты знаешь, что надо делать, и душа у тебя спокойна. Видел ты такое и ранее. Не только в ущелье Проклятых. И не только на полях сражений. Память бережно хранит воспоминания. Детство. Берег моря. Тебя впервые привели на пристань – встречать отца. Теснимые штормом волны врывались в пасть фьорда и, сталкиваясь между собой, атаковали пристань. Мощь стихии подавляла, и ты отшатнулся в сторону. Но жестокая ладонь деда схватила за плечо и развернула к себе: “Что, страшно, малец? Правильно! Надо опасаться силы. Без этого никуда. Но не бояться, а только опасаться. И всегда помнить, что неуправляемая или неумело направленная сила – это опасно, но не смертельно. Любую силу можно оседлать, если знать как. Смотри!” Ты увидел, как к пристани уверенно скользил драккар. Казалось, что волны разорвут его, бросят на камни, раздавят об причал, но драккар так и остался неуязвимым для стихии… …Кто это кричит? Да это же Йон! Успел шутками да прибаутками расчистить площадь. Стервец! Да он же объявляет, что сейчас выйдут потрясти брюхами да бородами старики. Ладно, мы выйдем. Встаешь, забыв о видении, попутно успевая отметить оживление среди зрителей. Слышны усмешки да подначки. Ничего. Мы сейчас. С другого конца площади раздался грохот падающей посуды. И тут же послышались возгласы: – О! Боров проснулся. Сейчас он тут всем покажет, как надо танцевать. Боров. Конечно боров. Неуклюжий в повседневной жизни. Большой. Смешной. Добрый. Но, как и Йона, мало кто из молодежи видел его в бою. Поэтому и смеялись. Ибо не знали, что мы его кличем Секачом. За легкость движений могучего тела. За точность и силу ударов. За неукротимый дух. И за смертоносную секиру в его руках. Секача ставили на острие клина. Не было случая, чтобы он не проломился сквозь противника, ведя нас за собой. А в жизни он неуклюже опрокидывает то, что стоит на его пути. Толкаемся на Центральной площади. Толпа немолодых людей. И этим ужасно веселим юнцов: - Да они даже толком построиться не могут. Пусть ярл их построит. Хоть на месте под музыку потопчутся. Смейтесь-смейтесь. Мы пока что разберемся. Нельзя встать не на свое место. Каждый человек на счету. Каждое движение важно. Каждое дыхание выверено. Вот мы успокоились. Я встал в первом ряду. Рядом с Секачом. А где Гунар? Он занял свое место, и готов вести нас. А ведь я учил тебя этим танцам. Юного тогда. Жаждущего смелой и жаркой схватки грудь в грудь. Где тот мальчик? Нет его. Погиб вместе со многими такими же: смелыми, быстрыми и глупыми. Остался только опытный воин, который теперь хочет научить кое-чему молодых. Оглянись. Запомни каждую кочку, каждую ямку, каждую травинку. Некогда будет потом смотреть под ноги. Все. Мы замерли. Мы готовы. Ну что, молодежь, хотела посмеяться над стариками? Смейтесь! Сейчас смейтесь. Потому что потом будет поздно! Музыканты начали свою мелодию. Медленно, постепенно наращивая темп. Вот подлец, сказитель ты наш! Ты попросил их сыграть ту же мелодию. Ну, ничего, спляшем и под нее! Короткий приказ Гунара. И Кормчий из глубины потянул невидимые ниточки управления нами. Через своих помощников, через нас самих, привычных к его командам. Чу! Пара шагов вперед. Не заметил я. Толкают в спину. Догнать надо ушедших вперед. Стать с ними вровень. А теперь стоп. Назад. В этот раз ты, приятель, зазевался. Уперлась твоя борода мне в затылок. Пошатнулись соседи. Покатились смешки по рядам зрителей. Музыка испуганно стала стихать. Но погнал кто-то невидимый музыкантов. Возобновилась музыка. Пришла команда. Медленно и спокойно шаг вперед. Теперь вправо. Теперь притопнуть на месте. И вновь вперед и влево. Выровнялось дыхание. Вспомнило тело. Левая рука поднялась сама собой, выставляя локоть вперед. И локоть привычно ощутил соседа. Быстрее, быстрее, быстрее. Но все еще медленно. Уже никто не спотыкается. Толчок локтем. Нажим плечом. Хлопок по спине. Брошенное только тебе слово. Невидимыми для наблюдающих движениями тела, неслышимыми для слушающих окриками передаются команды. И задвигалась увереннее, согласованнее, четче группа немолодых воинов на Центральной площади. Среди зрителей раздались одобрительные возгласы. В такт все ускоряющейся музыке хлопают ладоши, задают ритм ноги. Все быстрее и быстрее. И показалось, что задохнутся сейчас люди, собьются с шага, повалятся друг на друга. Но мы продолжили топтаться на месте, наращивая темп. Смолкла музыка. На мгновение смолкла. Чтобы вскоре взорваться бешеным ритмом, заставляя оступиться неумелых. Мы тоже замерли. Подобрались. Ждем, когда ярл выдохнет команду. Затихли зрители. Поглядывают на нелепых людей. Повеселили народ, удивили, что сумели не сбиться в кучу, не задохнуться от движения, не повалить друг друга. Но, не умеют же выделывать ногами замысловатые движения танца. Нечего от них ждать зрелища. Даже молодые и умелые танцоры не выдержали того темпа, что сейчас задаст музыка. А тут старики… Знакомо, как же это знакомо. Ничего. Сейчас! Музыка! Вперед! Резкий бросок вперед. Шаг. Шаг. Шаг. Локтем вперед. Другой рукой приготовился помочь. Шаг! Остановились. Давим. Вся масса людей давит перед собой на невидимую стену. Но не только давим – из-за твоих плеч должны бить копья. Назад. Резко. Неожиданно. Отскочили, отпрыгнули. Никто не замешкался. И тут же вперед. На упавшего, растрепанного противника. И рука меняет свое положение, давая развернуться мечу в другой руке. Уходим, уходим, уходим! Быстрее, быстрее перебирай ногами. В сторону. Выйти из-под удара. Исчезнуть с пути стрел. Развернуться. Перестроиться. И – вперед! Бьем, рвем, кромсаем тем, что только что было нашим флангом. Опять я в первом ряду. Упасть на колено. Прикрыть щитами себя. Превратиться в железную твердыню. А над головой плотным веером идут болты самострелов. Вскочить с колена. И, не успев выпрямиться, атаковать! Сместиться влево. Быстрее, быстрее. Отскочить назад. Подобраться. На мгновение замереть. Клин! Уже не Боров, а Секач, легко неся грузное тело, рвется вперед. А рука выброшена в сторону, стала щитом Секача, потому что сейчас великан рубит с обеих рук. Меня же – закроет сосед. И не останавливаясь, опережая музыку, клин вдруг исчез. Втянулся в строй, подобно языку змеи… …Тихо вокруг. Смолкла музыка. Не шелохнутся зрители. Потому что исчезли неуклюжие, смешные люди с Центральной площади. И кажется им, что видят они огромного железного жука, который возится посреди кипящей битвы. И не пыль взлетает из-под ног, а кровь противника. И некуда ударить чудовище, потому что закрыто оно железной стеной доспехов. И куда не сунься – везде наткнешься на страшные, смертоносные жвалы. И не люди, а огромный организм, не знающий усталости перед ними. И может он двигаться столько, сколько ему потребуется… Молчат. Тишина вокруг, прерываемая тихими всхлипами понимания. И тихий, сухой, спокойный голос Гунара: - Вот так мы и танцуем… 14.06.2005 02:17 - Данаец
|