История. Архив публикаций
  Старик вышел из хижины и направился в сторону родника. Когда он вернулся, у кострища молодой человек по-хозяйски раскладывал дрова шалашиком. Старик хмыкнул, но ничего не сказал. Парень учтиво поклонился, и продолжил свое занятие. Вечером, отужинав, они сидели подле огня. Юноша рассказал, что он странствует перед Определением. И действительно, возраст был таков, что мало кто принял бы его в регулярные дружины, не пройди он своего испытания. Рассказал, что зовут его Велет сын Зевета, и отец его был воем, в третьей сотне Аргиллита, погиб в 327 году после Вторжения в бою со степняками. Велет степенно и обстоятельно отвечал на вопросы старика, который пока не спешил представляться. Пришелец странно волновался, но старался не проявлять своего волнения. После должного представления, Велет ритуально попросил о рассказе, и тут уж старик мог либо рассказать историю, либо рассказать о своей жизни, если сочтет ее более интересной, чем байки да былины. Старик беззубо пожевал губу, и начал свой рассказ… … И взяли меня во вторую сотню Аргиллита, тринадцатым. Да, тринадцатые очень редко гибнут в бою, и почти никогда – раньше своей сотни. Смерть тринадцатого раньше, чем последнего из сотни была, по сути, смертным приговором для остальных. Много кто пытался подвести под теорию о тринадцатых какую-то базу, но никогда такие расчеты не подтверждались на практике. Любой тринадцатый не помнил своей жизни до тринадцати лет. Они приходили со стороны Степи, ночью или под утро. Имя им давали те, кто их находил. Ни один из них не знал семьи, и никогда не оставался в дружине дольше семи лет. Никто не знал, почему тринадцатых ровно столько, сколько потребно дружине, и новый приходит не раньше, чем погибнет или «уйдет в город» другой.Таким был и я. Меня нашла жена молочника, назвала Сатаром, и доставила к волхву. Волхов чего-то проверял, заставил пройти по широкой полосе, где я провалился в вырытую, но искусно замаскированную ловушку, благо – без кольев. Как сказал волхов – я успешно прошел испытание. В тот же вечер он отвел меня в Дружину. Первый поход в Степь всегда самый трудный, несмотря на то, что тринадцатые не несут никакого оружия, и даже щит у них небольшой кожаный, скорее для проформы. Сотня доходит маршем без потерь до места назначения только благодаря тому, что у них есть такие как мы. Ко мне приставили четверых дружинников. На мой вопрос «зачем?» очень быстро пришел ответ. На первой же ночевке я отошел от стоянки по нужде и чуть не погиб, угодив в небольшой овраг, замаскированный кустарником. Овражек был невысокий, но я падал очень неудачно - сильно ободрался, вывихнул лодыжку и ударился головой о валун. Потому весь следующий день меня поочередно несли приставленные ко мне дружинники. Хлоп мне покровительственно объяснил, что это не последнее мое «задание». Дальше больше: вторая ночевка была ознаменована жестоким несварением, в третью я споткнулся о чей-то свернутый плащ и упал в костер, опрокинув казан с похлебкой. Первый поход был для меня сплошным мучением. Я и раньше-то, с тех самых пор как помнил себя, с тринадцати лет, не отличался удачливостью. Но неприятности были… как сказать, мельче что ли. Со временем я многое узнал, но не от тринадцатых. Этот вопрос я задал на втором году службы, когда заметил, что тринадцатые друг с другом видятся очень редко, никогда на марше, и никогда больше чем по двое не ходят. На что Хлоп рассмеялся и спросил:- А что ты думал, парень, ты ведь притягиваешь неудачи, представь, что будет с двумя такими? Особенно на марше, ведь при походе в Степь ты тянешь на себя неудачи всей сотни. Для этого и нужны тринадцатые в сотне. Он-то мне и рассказал о Великом Поражении 37 года. Тогда в третий поход в Степь, тринадцатых со всех пятнадцати сотен согнали в тыл дружины, надеясь, что сорока воев хватит с головой для их защиты, и что все «яйца следует держать в одной корзинке». Имя князя было вычеркнуто из Летописи, и этим именем с тех пор ни один отец не назвал своего сына. С неба падал огненный дождь, тринадцатые и сорок воев охраны погибли мгновенно, остальное войско сгорело заживо, угорело в едком дыму полыхающей травы, было убито падающими сгустками огня. К подходу степняков выжженая степь скалилась обгоревшими черепами пятнадцати сотен Безымянного князя. Странно, но пожар утих всего за час, и не пошел по Степи волной. Да и на смену огненному пошел обычный дождь, выравнивая рытвины возникшие в результате Небесного Гнева. С тех самых пор, по свидетельству Летописи, тринадцатых никогда не собирают в одном месте, а сами мы к этому не особо и стремимся, наверное, инстинктивно. Я был обычным тринадцатым, не хуже и не лучше других. Как и с другими, со мной вечно случались неприятные вещи, но это был мой хлеб, это была моя жизнь. За годы пребывания в дружине мы зарабатывали (если выживали) на «уход в город» - так мы называли переход к гражданской жизни. На шестом году службы случилось нечто, что нарушило стройное течение моей жизни, и полностью ее изменило. Наверное… да, скорее всего, именно с этого и началось – перед походом в Степь, мы с Хлопом гуляли в городе, изучая меню харчевен. Незаметный эпизод, о котором я сам с трудом вспомнил, стал началом моей новой жизни. Когда мы возвращались в изрядном подпитии в дружину, ко мне подбежала девушка, и, поцеловав, сказала «на счастье». Девушка тут, конечно не при чем, и поцелуй тоже, но именно с этого момента, как мне помнилось, и начались странности. На следующий день мы выходили в Степь. В первый же день марша со мной ничего не случилось. Абсолютно. Зато возглавлявшие сотню Итар и Оди провалились под землю, наткнувшись на чьи-то старые ловушки на хазги. Приставленные ко мне Хлоп, Ван и новенькие Захар с Кирном недобро на меня поглядывали, но что я мог объяснить? Я сам не мог понять, почему так случилось. На следущий день половина сотни слегла с отравлением. Оказалось, в родник попало несколько раздавленных ягод югги, с которыми и были сварены похлебки для большей части сотни. Теперь не только четверка охраны, но и вся сотня перешептывалась, косясь в мою сторону. Пока мы оставались стоянкой в двух днях перехода от Степи, в ожидании выздоровления отравленных, один из воев нашел яблоню. Тогда-то сотник и решил проверить меня. Под яблоней кроме меня находилось 15 человек, двое трусили ее. Яблоки, естественно, падали на головы воям, и лишь на меня, по странному стечению обстоятельств ни одно не попало. Одно стало ясно всей сотне – тринадцатого у них больше нет. Я уходил куда глядят глаза, не выбирая дорог, пока не пришел сюда. Построил хижину, и жил до сих пор. Вот такой мой рассказ, юноша.- Вы знаете, я ведь пришел вас убить, - Велет подобрался, и зло усмехнулся, - мой отец был в той сотне, что полностью была уничтожена степняками, по вине фальшивого тринадцатого!Старик ничего не сказал, только встал с чурбачка, служившего ему табуреткой. - Я поклялся отомстить за смерть отца и всей сотни, - он вытащил меч и шагнул к Сатару. Неудачно подвернул ногу, и, падая, напоролся на собственный клинок…Сатар закончил погребение где-то под утро. Подумал, что хорошо бы подкатить камень, в качестве надгробия, да силы уже не те, что прежде. Ограничился только небольшой насыпью. - Восемнадцатый за последние три года, - скорбно произнес он, оглядывая небольшое кладбище…03.08.2006 11:53 - Ангел со злыми глазами
|