История. Архив публикаций
  Я рисовал падающий листок уже второй час. Он получался тем и не тем. Он мучил меня своей несовершенностью, и мне все время казалось, что чего-то не хватает. Чего, я не знал, но со временем я найду изъян, тем более, что мне некуда торопиться. Картина вообще-то уже и так была близка к завершению. На серой стене (а я рисовал прямо на ней) открывался поразительный осенний пейзаж, а из желто-кровавого далека на любого, кто смотрел на картину, поражая и подавляя его, смотрели глаза. Только пара глаз и ничего больше, никаких даже смутных контуров лица. Возможно именно это давало такой эффект от картины. Я еще раз внимательно посмотрел на листок. Ему не хватало какого-то штриха, мелкой детали. Какой - сказать трудно, пока трудно. Кончиком пальца я чуть подправил его. Я рисовал без кисточек и прочего. Я рисовал руками. Ничего нет чувствительнее человеческой руки. Цивилизация, за тысячи лет своего существования, просто ничего еще более совершенного не придумала.Добавив пару штрихов, я отошел от стены и присел на кровать, единственный предмет мебели, имевшийся в моем распоряжении. Мде, неплохо, но не идеально. Понимаете, красота такая вещь, что никогда нельзя сказать, где ее истинное выражение, а где ложное. И даже когда мы смотрим на нее, от нас что-то всегда ускользает, и для того, чтобы это что-то найти, иногда тратятся годы. Иногда мне удается кое-что уловить, возможно, поэтому меня признают в мире. Хотя больше все-таки, наверное, не из-за этой моей сферы деятельности.Звонок зуммера у двери как всегда заставил меня дернуться. За все эти годы я так и не смог к нему привыкнуть. Дверь начала отпираться, и я мгновенно встал лицом к стене, уперев в нее руки. Точно как положено по инструкции.В камеру вошли двое охранников с дубинками-электрошокерами наизготовку, старший надзиратель и кто-то важный в штатском. Как я слышал, новый директор тюрьмы, наверное, делающий обход своих ленных владений. Надзиратель представил меня пространственно и даже с какой-то гордостью: - Заключенный №702, Шавиль Ровер, на счету 8 террористических актов, автор «Детского террора», особо опасен, приговорен к 5 пожизненным заключениям. Новый шеф смотрит на меня как на редкий вид гадюки и кивает головой на стену.- Вы рисуете? - Да, на стенах. После окончания картины ее фотографируют и фото продают изданию, с которым у меня контракт. Двадцать процентов идет тюрьме, остальное - на адвокатов братьям и сестрам по борьбе, - Я говорю спокойно и уверенно. Он смотрит мрачно, очень мрачно. - Кто распорядился выдать ему краски? - спрашивает он у надзирателя.- Старый начальник тюрьмы, - усмехаясь в стену, сообщаю я. - У него не было выбора, я сказал, что прокушу артерию любому надзирателю, если мне не выдадут краски, и он знал что так и сделаю. Вот он и выдал. Террор действует даже в тюрьме, господин директор. Я улыбаюсь в стену и жалею, что стена не зеркальная, лица директора мне не увидеть. Все мышцы спины же сжимаются в ожидании электрического удара за мои речи. Но удара не следует. Или директор гуманист, или просто еще не освоился.- Чего ждать от основателя доктрины подрыва детских садов, - в голосе директора презрение. - Вовсе не мой садизм заложен в доктрину, - все так же улыбаясь, спокойно возражаю я. – Дело в том, что как вы сами говорите, дети ваше будущее, ну так вот, мы лишаем вас его. Кроме того, дело еще в тонкой детской психике. Даже те, кто уцелеют во время взрыва, все запомнят и когда вырастут, будут безоговорочно выполнять наши требования, так как всему главой у них будет память о том первом страхе, виной которому стали мы с нашими взрывами. Вдобавок так легче управлять их родителями. Так что в моей доктрине только лишь железная логика и рационализм. Я спиной ощущаю его ненависть и страх. - Как и большинство заключенных тут, это абсолютно больной человек, - констатирует он и уходит. Я молчу. Разумеется не потому, что нечего ответить, просто с ним не о чем разговаривать. Примитив, ни черта не разбирающийся ни в искусстве, ни в борьбе за жизнь. Мне жалко тратить на него свое время. Когда они уходят, я отхожу от стены и сажусь на кровать, рассматривая свою картину. Свой «Взгляд из осени». Пара тонких линий на листке была бы как раз кстати…Врал я насчет кисти, кисточка мне все-таки нужна, но они мне ее никогда не выдадут. …Дело в том, что если воткнуть кисточку в ухо острым концом, то смерть надзирателя наступит мгновенно и, увы, они знают, что я это знаю…26.07.2006 03:33 - Кекки Туотли
|